Игорь Шафаревич: «Сделать Россию нерусской не удастся. Игорь шафаревич Игорь ростиславович

Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии»

Продолжение. Начало - в № 26

Юрий Слёзкин пишет: "Особые отношения между большевиками и евреями - или, вернее, между большевиками и еврейской революцией - стали существенной частью революционной войны слов. Многие враги большевиков отождествляли их друг с другом, представляя большевизм преимущественно еврейским движением. Сильной стороной этого аргумента была апелляция к очевидным фактам о роли евреев среди вождей партии… Слабой его стороной были не менее очевидные размеры и состав Красной Армии". Тут очень не хватает анализа явления заложничества среди родственников офицеров царской армии, служивших в Красной Армии, и колоссального размера дезертирства из Красной Армии (и из "белых" тоже).

Автор пишет: "И даже Н.А. Соколов… дал явно понять, что еврейским комиссарам Голощекину и Юровскому не составило бы никакого труда найти рьяных цареубийц (и убежденных большевиков) среди местных фабричных рабочих". Но ведь их не нашли и, возможно, и не искали. Это и загадочно и, насколько я помню, в связи с этим и стоит упоминаемая фраза в книге Соколова. Значит, был какой-то стимул личного участия в подобном преступлении, перевешивавший очевидные политические соображения. Тут автор, соблюдая беспристрастность, дает слово Шульгину, приводя цитаты из его книги "Что нам в них не нравится".

Читаем далее: "Как с этим быть? Возможно, впервые в истории русской политической публицистики Шульгин предложил развернутую недвусмысленную защиту принципа этнической вины, этнической ответственности и этнического раскаяния. Предвосхищая стандартную логику второй половины XX века, он утверждал, что, хотя юридически сыновья за отцов и не отвечают, морально они всегда за них отвечают, отвечали и будут отвечать… Но если принадлежность к нации дарует гордость, она должна по той же причине накладывать и ответственность. Гордиться Толстым, согласно Шульгину, значит, нести на себе вину за Распутина и за большевизм". Но точку зрения Шульгина поддержали авторы-евреи во главе с Биккерманом, белоэмигранты, составившие сборник статей "Россия и евреи", и Я.А. Бромберг, написавший книгу "Запад, Россия и еврейство". С ними-то автор и спорит. Он пишет: "Позиция эта оказалась непопулярной,.. поскольку подразумевала, что каждому есть в чем виниться, но не предлагала универсальной меры виновности; поскольку "честное признание" казалось невозможным без всеобщего отказа от лицемерия, поскольку ни Шульгин, ни "латыши" не спешили исполнять свою часть покаянного действа; поскольку погромы были специфически антиеврейскими, тогда как большевистский террор - гибко антибуржуазным; поскольку через десять лет в Германии придут к власти нацисты;.. и поскольку, наконец, нация не имеет возможности искупить свою вину". Автор намекает на то, что, согласно Шульгину: "Русским, кроме как перед самими собой, извиняться не перед кем". Этот аргумент, как мне представляется, несерьёзен. Книга Шульгина написана, в частности, о еврейских погромах, так что я его не берусь обсуждать. Слёзкин пишет: "Позиция авторов сборника по вопросу о "еврейской "коллективной ответственности" (термин Ландау) ничем не отличается от позиции Шульгина. Ввиду того, что Бромберг называл "старой страстью периферии к выискиванию и превознесению евреев, прославившихся на разных поприщах культурной деятельности", и в особенности, ввиду "беззастенчивой кампании, ведущейся вокруг имени Эйнштейна", не оставалось ничего иного как объявить своими и палачей". С этой точкой зрения и спорит автор: "Язык Бикермана и его единомышленников есть христианский язык греха, раскаяния и покаяния, обращенный к смертным обладателям бессмертных душ. Люди, образующие нацию, могут испытывать стыд, но нации как таковые не в состоянии пойти к исповеди, совершить покаяние и предстать перед творцом своим. Требования национального покаяния не могут быть исполнены, потому что не существует законного источника искупительной епитимии…" Но тут возникает вопрос о немцах и "Холокосте". Вот, казалось бы, пример вполне конкретного покаяния, но когда автор говорит о Холокосте, то голос его звучит металлом, и тут не остается места для "гнилого объективизма". Он цитирует будущего Нобелевского лауреата Эли Визеля: "Освенцим невозможно ни описать, ни вообразить. Является ли холокост кульминацией или аберрацией истории, он выходит за ее рамки… Мертвые владеют тайной, узнать которую мы, живые, либо не достойны, либо не способны… Холокост? Уникальное событие, уникальная тайна, которая никогда не будет постигнута или описана". Однако он не цитирует и даже не упоминает так называемых "ревизионистов", оспаривающих размеры и концепцию уникальности жертв еврейства во время войны. Впрочем, мне-то грех жаловаться на недостаточно широкий взгляд автора на национальные вопросы в России, так как именно из его книги я узнал много подробностей об анкете по "еврейскому вопросу", организованной Горьким в 1915 г., или о том, что Малер, Поппер, Лукач и Кафка были евреями.

Автор приводит цитаты, дающие возможность почувствовать несовместность позиций меньшинства и большинства народа. Цитата: "Ребенок, росший в местечке, усваивал определенный набор противопоставлений и воспринимал одни типы поведения, как характерные для евреев, а другие, "противоположные", как гойские". Слёзкин комментирует: "При взгляде с противоположной стороны перечни эти выглядят также, но оцениваются иначе. Умеренность, ученость, рационализм и преданность семье (а также успехи по части предпринимательства) могли казаться лукавством, трусостью, крючкотворством, немужественностью, клановостью и жадностью". Причем, вся книга не оставляет сомнения (и в этом её интерес для нееврейского читателя), на чьей стороне симпатии автора.

У него явно есть своя концепция революции. Он пишет: "Русская революция была суммой крестьянских восстаний, крестовых походов, племенных войн, колониальных захватов и временных коалиций. Частью этой смеси стала еврейская революция против еврейства".

Конечно, автор не обходит молчанием, как он пишет, "кульминацию темы еврейских комиссаров". Он упоминает книгу о строительстве Беломорканала 1931-1934 гг. и приводит имена некоторых из числа 36-ти ее авторов, а также имена тех, кто занимал основные посты в этом строительстве. Это имена шести евреев и перечисляет их "достоинства", как он их называет: "Сознательность, безжалостность, подвижность, точность, четкость, проницательность и факультативное еврейство в качестве подтверждения, а, возможно, и объяснения всех прочих качеств". Почему еврейство "факультативно" - это неточный перевод этого слова? Непонятно. Автор говорит, что: "То были последние представители героического периода русской революции". И приводит цитату, вполне злободневную, из Гроссмана. Написано после смерти Сталина, но до "перестройки". Речь идет о большевике Льве Меклере: "Он в кротости своей был беспощаден к инакомыслящим. Революция казалась ему беспомощной, детски доверчивой, окруженной вероломством, жестокостью злодеев, грязью растлителей. И он был беспощаден к врагам революции". Большое количество еврейских имен среди представителей новой власти бросалось в глаза и требовало объяснения. Слёзкин цитирует книгу Луначарского, посвященную этому вопросу: "Когда революция победила и организовала государственную власть, значительное количество евреев вошло в органы государства. Они завоевали право на это своей преданной, самоотверженной службой революции". Автор рассматриваемой книги приводит цитаты из воспоминаний, передающие чувства восторга, которые испытывали эти завоеватели или их дети. Это чувство было особенно сильно на фоне общей нищеты. Например, такое воспоминание: "с 35-го года мы стали жить на Николиной Горе… Поселок… расположился в прекрасном сосновом лесу, на высокой горе, в излучине Москва-реки. Место изумительное по красоте, одно из лучших в Подмосковье... Участок был прямо над рекой, на высоком берегу. Дача была большая, двухэтажная, шесть комнат. Брат мамы, Вениамин, не без тайной зависти называл ее "виллой"... Около некоторых дач на реке были сделаны деревянные мостки для купания… Мы, девчонки, любили собираться у мостков под дачей Керженцева. Там было мелко и удобно купаться… Жизнь на даче была прекрасной". Характер этой жизни передает другое воспоминание: "…наша школа находилась в центре города, где, в основном, жили привилегированные слои бесклассового общества, и дети, конечно, соответствующие. Что же касается национально-процентного соотношения, то "еврейское лобби" - абсолютно превалировало. Все эти Нины Миллер, Люси Певзнер, Буси Фумсон, Риты Пинсон, а также Бори Фукс и другие доминировали по всем статьям над малочисленными Иванами Мухиными или Наташами Дугиными. Училась эта элита легко и славно, во всем задавая безоговорочный тон". Автор комментирует: "Они ходили в театры, читали романы XIX века и проводили лето на дачах или на море, примерно так же, как это делали герои романов XIX века. У многих были крестьянские няни, которые в последующих воспоминаниях превращались в подобие крестьянских нянь старых революционеров (и, в конечном счете, в подобие Арины Родионовны, бессмертный прототип всех крестьянских нянь). Инну Гейстер, отец которой был выходцем из черты оседлости и видным теоретиком коллективизации, воспитала Наташа Сидорина из деревни Караулово, Рязанской области". И далее: "Самым престижным советским вузом второй половины 30-х гг. был Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), возглавляемый сестрой Розы Соломоновны Землячки А.С. Карповой-Залкинд… Самые популярные преподаватели ИФЛИ (Абрам Белкин, Михаил Лившиц и Леонид Пинский) были профессорами литературы, а самые заметные студенты (также, в основном, евреи) поэтами, критиками и журналистами". Студенты ИФЛИ любили в своих разговорах, а позже в мемуарах, называть свой институт лицеем, а завязавшуюся там дружбу - лицейской дружбой. Атмосферу, в которой жила эта элита, передают воспоминания, в большом количестве цитируемые автором. Например: "Ох, уж эти подмосковные дали, подмосковные вечера, дачные поселки в перелесках, деревянные дома с открытыми верандами, садики, окруженные деревянным штакетником!.. А под окнами и вокруг - террасы, где романтические дачники сажали душистый табак, днем невзрачный, но вечером и ночью терпко-душистый… Вечером, после "трудового дня", мытье из ковша теплой, нагретой солнцем, водой, сандалии, после дневной бесшабашной босоногости, неторопливое вечернее чаепитие со старшими, но чаще всего длинные, до ночи разговоры с дачными подружками и мальчиками тоже… Постепенно все эти обязательные музыкально-дачные экзерсисы стихали, дачники укладывались спать. Наступала тишина, прерываемая паровозными гудками. Но долго еще то тут, то там слышались призывы мам и бабушек".

Цифры, которые приводит автор, поддерживают эти впечатления. Так, мы узнаем, что "в Ленинграде в 1939 году евреи составляли 69,4% всех дантистов, 58,6% фармацевтов и провизоров, 45%, адвокатов, 38,6% врачей, 34,7% юрисконсультов, 31,9% писателей, журналистов и редакторов, 24,6% музыкантов и дирижеров… Московская статистика была почти такой же". Новая цитата: "Чем выше в советской статусной иерархии, тем выше процент евреев. В 1936/37 годах в Москве евреи составляли 4,8% всех учащихся 1-4-х классов, 6,7% - 5-7-х классов и 13,4% - 8-10-х классов. Среди студентов вузов их доля равнялась (в 1939-м) 17,1%, а среди выпускников - 23,9%. В 1939 году евреи составляли… 19,6% всех врачей Советского Союза. В Ленинграде на долю евреев приходилось 14,4% всех продавцов и 37,9% директоров магазинов. В Красной Армии в 1926 году доля евреев среди слушателей военных академий (8,8%) почти в два раза превышала их долю среди командиров (4,6%) и в четыре раза - среди всех военнослужащих (2,1%). В РСФСР в 1939 году евреи составляли 1,8% школьных учителей и 14,1% - научных работников и преподавателей вузов". Конечно, все они были очень "идейными", в советском смысле этого слова. Это объяснимо и с экономической, и с националистической точек зрения. Так, говорит автор, "Как сказала в своем знаменитом - и, по-видимому, глубоко искреннем и горячо принятом - выступлении на вечере выпускников средних школ в Колонном зале Дома союзов 1 июня 1935 года одноклассница Раисы Орловой Анна Млынек, (…) Самая высшая точка на земном шаре - пик Сталина - завоевана нашей страной. Самое лучшее в мире метро - метро нашей страны. И самое высокое небо - над нашей страной; его герои - стратосферовцы. (…) Быстрее, дальше и лучше всех летают, бегают, учатся. рисуют и играют в нашей стране!.. Да, такими и должны быть мы, первое поколение, рожденное революцией". Конечно, высшей точкой земного шара является не пик Сталина, а Эверест, но такая ошибка только усиливала советский пафос речи. Именно так, судя и по моим воспоминаниям, должны были чувствовать дети тогдашней элиты.

Тем тяжелее было, когда террор ударил и по ней. Недаром этот эпизод (а не раскулачивание, например) известен в истории под названием "большого террора". Но таково основное противоречие любого тоталитарного режима. В данном случае - социалистического. В основе лежит утопия построения такого общества, которое подчинялось бы "хозяевам", как машина. Для этого необходимо, чтобы люди, составляющие это общество, были так напуганы, "что боялись пошевелиться". Это достигалось террором. Но террор должен для этого распространяться и на правящий слой общества. Он даже более подозрителен благодаря большим возможностям. Слёзкин так и пишет: "Члены политической элиты были непропорционально представлены среди жертв Большого Террора, но они не были большинством среди пострадавших. Евреи, не очень многочисленные среди неэлитных жертв, пострадали в пропорциональном соотношении много меньше других этнических групп. В 1937-1938 годах около 1% всех советских евреев было арестовано по политическим обвинениям - против 16% поляков и 39% латышей. В начале 1939 года доля евреев в ГУЛАГе была на 15,7% ниже их доли в советском населении. Причиной этого было то обстоятельство, что евреи не подвергались преследованию как этническая группа". Благодаря этому первые протесты, дошедшие до широкой публики, были написаны еврейскими авторами, но так как перед этим евреи служили опорой режиму, в частности, и авторы протестов, то эти протесты имели двусмысленный характер. В них (в частности, в воспоминаниях Евгении Гинзбург, о которых пишет автор) слышалась жалоба: "За что? Мы так верно служили этому режиму, готовы были и дальше служить ему опорой". В книге приводится характерный диалог между супругами Улановскими, вернувшимися тогда в СССР из Америки, где они "работали" советскими агентами: "Когда при очередном аресте я недоумевала: "Что же делается? Почему? За что?" - отец [т.е. ее муж, агент ГРУ] спокойно ответил: "Что ты так волнуешься? Когда я рассказывал, как расстреливали белых офицеров в Крыму, - не волновалась? Когда буржуазию, кулаков уничтожали - ты оправдывала? А как дошло дело до нас: Как, почему? А это с самого начала так было". Я ему резонно: "Я понимаю, что когда людей убивают - это ужасно, но раньше мы знали, что это нужно для революции. Но тут же не дается никаких объяснений!" И мы стали искать в прошлом - когда же началось". Действительно, можно понять, что количество еврейских имен среди осужденных заставляло настораживаться, но, с другой стороны, еврейство тогда было в такой степени опорой режима, что предположение об антиеврейском характере террора тех времен совершенно нереально. Так, автор пишет: "В самом деле, советская тайная полиция - святая святых режима, известная после 1934 года как НКВД - отличалась чрезвычайно высоким процентом представительства евреев. В январе 1937 года в канун Большого террора среди 111 "руководящих работников" НКВД насчитывалось 42 еврея, 35 русских, 8 латышей и 26 представителей прочих национальностей. Во главе 12 из 20 отделов и управлений НКВД (60%, в том числе - государственной безопасности, тюрем, лагерей, милиции и депортаций) стояли люди, назвавшие себя по национальности евреями. Самое престижное и секретное из всех подразделения НКВД, Главное управление государственной безопасности, состояло из десяти отделов: главами семи из них (тюрем, охраны, контрразведки, особого, иностранного, секретно-политического и учетно-регистрационного) были выходцы из черты оседлости. Дипломатическая служба была почти исключительно еврейской специальностью (как и шпионаж в пользу Советского Союза в Западной Европе и, особенно, в Соединенных Штатах). Начальниками ГУЛАГа с 1930 года, когда он был сформирован, по ноябрь 1938-го, когда Большой террор в основном завершился, были евреи. Как писал об одном из своих персонажей по прозвищу "Полтора жида" Бабель (сам когда-то служивший в тайной полиции, водивший дружбу с несколькими видными палачами и, в конце концов, признавшийся в терроризме и шпионаже), "у Тартаковского душа убийцы, но он наш. Он вышел из нас. Он наша кровь. Он наша плоть, как будто одна мама нас родила". Конечно, опираясь на такую опору, было бессмысленно планировать антиеврейскую кампанию. Но эти вопросы - в четвертой главе, а наиболее болезненные для нас содержатся в главе третьей.

Продолжение следует

Из книги Газета Завтра 253 (40 1998) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич ПОНТРЯГИН О СЕБЕ И МОИ МЫСЛИ О НЕМ Это - рецензия на недавно появившуюся книгу. Мне кажется, что она может быть интересной очень многим читателям. Называется она - “Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим”. И так как в названии

Из книги Газета Завтра 837 (49 2009) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич В ЗАЩИТУ РУССКОСТИ Владимир Бондаренко. Уважаемый Игорь Ростиславович! Думаю, пора вновь всерьез говорить о русскости в России. Идет непонятная волна запретов публикаций, гонений, обвинений в экстремизме даже при попытке заговорить о русском

Из книги Газета День Литературы # 82 (2003 6) автора День Литературы Газета

Игорь Шафаревич МЫСЛИ, УЖЕ ВЫСКАЗАННЫЕ ВРАЗБРОД ИСТОРИЯ Много тысячелетий человечество живёт при одном и том же строе. Подавляющая часть населения - крестьяне. Города в этой жизни играют очень важную роль. Но лишь как вкраплённые в земледельческое

Из книги Газета День Литературы # 87 (2003 11) автора День Литературы Газета

Игорь ШАФАРЕВИЧ ДОЛГИЕ ЛЕТА! На собственном примере я хорошо чувствую, что подобное пожелание в наши годы не сулит особенно сладкого блага: прожить подольше далеко не в самой привлекательной части жизни. Да, это так, но только если нет в груди духа,

Из книги Газета Завтра 294 (29 1999) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич ЗАЧЕМ НАМ СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ДУМАТЬ? В НАШЕМ КАТАСТРОФИЧЕСКОМ ПОЛОЖЕНИИ, когда реальной является гибель народа, стоит ли тратить силы на размышления об истории, о том, что все равно уже в прошлом? Мне кажется это необходимым, причем по нескольким причинам. Одна

Из книги Д Д Шостакович автора Шафаревич Игорь Ростиславович

Игорь Шафаревич Д Д Шостакович Шостаковичу посвящена целая литература. Специалисты исследовали его симфонии, камерные и вокальные произведения, выяснили, кто из предшественников Шостаковича влиял на его творчество и какое влияние он оказал на развитие музыки. Написаны

Из книги Газета Завтра 880 (39 2010) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич МЫ И ОНИ Предлагаем вниманию наших читателей точку зрения выдающегося русского мыслителя, академика РАН Игоря Ростиславовича Шафаревича на сущность насаждаемой в нашей стране политической системы, именуемой "демократия", которую он высказал в беседе с

Из книги Газета Завтра 330 (13 2000) автора Завтра Газета

Из книги Газета Завтра 912 (19 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- Гадания о будущем В. АЛЕКСАНДРОВ С этого номера мы начинаем публикацию новой большой работы Игоря Ростиславовича Шафаревича, посвященной изучению понятия "исторический прогресс". Напряженно вглядываясь в жизнь и сравнивая современность с прошедшей

Из книги Газета Завтра 913 (20 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- Гадания о будущем Продолжение. Начало - в № 19 "ЗАПАДНЫЙ КАПИТАЛИЗМ" Нечего и говорить, что идеи Данилевского совершенно не повлияли на историков, работающих вне России. Зато положение изменилось, когда к тем же выводам независимо(?) пришел Шпенглер в

Из книги Газета Завтра 915 (22 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- Гадания о будущем Окончание. Начало - в №№ 19-21 КОНЦЕПЦИЯ Мне кажется, что теперь я могу изложить историческую концепцию. Ту, которая, на мой взгляд, согласуется с известными фактами истории. Я её сформулирую в виде пяти положений. Первое. В основе лежит

Из книги Газета Завтра 919 (26 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии» Беру в руки книгу Ю.Слёзкина "Эра Меркурия". Это очень интересная книга, начиная с ее названия, которое в английском оригинале звучит "The Jewish century", что значит, насколько я могу судить, "еврейское столетие". Так что я даже долгое время

Из книги Газета Завтра 921 (28 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии» Продолжение. Начало - в №№ 26-27 Заголовок главы четвертой, как и вообще названия глав, есть просто проявление шутливости автора и имеют к содержанию глав отношение лишь частично. К примеру, глава третья посвящена роли евреев в

Из книги Газета Завтра 922 (29 2011) автора Завтра Газета

Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии» Окончание. Начало - в №№26-28 Сомнительно и то, что антиеврейская кампания была связана как-то с личностью Сталина. Юрий Слёзкин пишет, например: "После смерти Сталина антиеврейская кампания выдохлась". У меня такого впечатления

Из книги Русские писатели о евреях. Книга 2 автора Николаев Сергей Николаевич

ИГОРЬ ШАФАРЕВИЧ Трехтысячелетняя загадка История еврейства из перспективы современной РоссииЧто такое «еврей»?Здесь мы попытаемся сформулировать некоторые выводы из предшествующих, исторических, глав. Эти выводы, безусловно, дают картину сочень большим числом белых

Из книги Газета Завтра 16 (1168 2016) автора Завтра Газета

Русский гений Игорь Шафаревич Русский гений Игорь Шафаревич Сергей Герасимов Философия истории Игорь Шафаревич Общество в гармонии с Богом и миром Когда берёшься писать о великих людях, то, вольно или невольно, первое чувство, которое охватывает тебя, - это страх.

Как пишет о себе сам Игорь Ростиславович, его «отец окончил МГУ - преподаватель теоретической механики, мать - филолог по образованию, большую часть времени не работала. Из семьи и сохранившихся еще от деда книг приобрел любовь к русской литературе, сказкам, былинам. Немного позже - к истории. Следующее увлечение было - математика. Учась в школе, сдавал экстерном экзамены на механико -математическом факультете МГУ. После окончания школы был принят на последний курс Университета и окончил его в 1940 году. Защитил кандидатскую диссертацию в 1942 г., докторскую - в 1946. С тех пор работает в математическом институте Академии Наук, с 1960 года - заведующий отделом алгебры. С 1943 г. преподавал в Московском Университете. Имеет много учеников. Под его руководством защищено более 30 кандидатских диссертаций.»

В школе И.Р.Шафаревич вначале так увлекается историей, что начинает отставать по математике. Потом самостоятельно, в 14 лет, изучил ее школьный курс. Талантливым восьмиклассником заинтересовались профессора Московского университета. Б. К. Делоне фактически становится руководителем будущего ученого. Еще учеником 9-го класса И.Р.Шафаревич занимается научной работой в области алгебры и теории чисел.

С 1943 г. работает в Математическом институте АН СССР. 20 июня 1958 г. избран членом-корреспондентом АН СССР Отделению физико-математических наук.

Основные труды И.Р. Шафаревича относятся к алгебре, теории чисел и алгебраической геометрии. Первые исследования посвятил алгебре и алгебраической теории чисел. В теории алгебраических чисел нашел самый общий закон взаимности степенных вычетов в полях алгебраических чисел, что явилось в известной мере завершающим этапом в 150-летней истории арифметических законов взаимности, восходящей к Л. Эйлеру и К. Гауссу. Внес фундаментальный вклад в развитие теории Галуа. В 1954 г. дал решение обратной задачи теории Галуа для разрешимых групп, т. е. доказал, что в, том случае, когда основное поле является полем алгебраических чисел конечной степени, существует алгебраическое расширение этого поля с наперед заданной разрешимой группой Галуа. И. Р. Шафаревич, Д. К. Фаддеев и их ученики получили за последние годы важные результаты, относящиеся к теории групп, теории целочисленных представлений групп и теории Галуа. В частности, совместно со своим учеником Е. С. Голодом в 1964 г. дал отрицательное решение общей (не ограниченной) гипотезы Бернсайда, а именно - доказал существование бесконечных периодических групп с конечным числом образующих.

Первым из советских алгебраистов начал исследования в области алгебраической геометрии и привлек к этому своих учеников Ю.И. Манина, А. И. Кострикина, Е. С. Голода и др. Таким образом, создал научную школу в алгебраической геометрии, которая продолжает активную работу и этой отрасли. Ряд фундаментальных результатов получил в области теории полей алгебраических чисел, лежащей на стыке алгебраической геометрии и теории чисел.

Достиг важных результатов в теории диофантовых уравнений. В соавторстве с З. И. Боревичем написал книгу "Теория чисел", в которой систематизированы многие вопросы теории алгебраических чисел. Автор известной книги "Основы алгебраической геометрии". Член бюро отделения математики АН СССР с момента организации, был президентом Московского математического общества. За открытие общего закона взаимности и решение обратной задачи теории Галуа удостоен Ленинской премии (1959).

Большая часть математических работ И.Р.Шафаревича издана (в английском переводе) в собрании сочинений ("Collected Papers", Springer,1989).

7 декабря 1991 г. избран академиком АН по Секции математики, механики, информатики (математика).

Игорь Ростиславович Шафаревич известен не только как признанный ученый-математик, но и как русский философ, публицист и общественный деятель. Он - автор известных работ: "Русофобия", "Две дороги к одному обрыву", "Социализм как явление мировой истории". Совместно с А.И. Солженициным участвовал в сборнике "Из-под глыб" (Москва-Париж, 1974). "Вече" (Мюнхен), 1988.

Как сообщает о себе в краткой автобиографии И.Р.Шафаревич, он «с конца 60-х годов принимает участие в общественной деятельности: заявления и пресс-конференции в защиту Православной Церкви, против использования психиатрии как средства политических преследований (совместно с А.Д.Сахаровым). В 1974 г. участвовал вместе с А.И. Солженицыным в издании сборника "Из-под глыб" - сборника статей по вопросам духовной и общественной жизни того времени. В 1977 г. во Франции вышла его книга "Социализм как явление мировой истории", сжатое изложение основных идей которой содержалось в одной из его статей в сборнике "Из-под глыб". В 1975 г. был уволен из Университета, с тех пор не преподает.»

И.Р. Шафаревич проживает в г. Москве.

Не ангел я, но врать не буду:

Земля ничья, ходи повсюду.

Везде узришь простор вольготный.

Чуждайся лишь тропы болотной.

Она для хилых - смерти злей.

Не в наших силах ладить с ней.

Любой из нас на ней бесславно

Погибнет враз, а ты - подавно.

Не там свернёшь, фонарь уронишь,

Тонуть начнёшь - и весь утонешь.

Беги оттуда, робок, нем.

Иначе худо будет всем.

Ходи, где зной тяжёл как бездна.

Ходи, не стой, тебе полезно.

Ходи, где снег блестит жемчужно.

Ты человек, тебе не чуждо.

Ходи, где лен, ходи, где маки.

Ходи с бубён, ходи во фраке.

Сердца буди порой дремотной.

Но не ходи тропой болотной.

В азроплан залезь не глядя.

Начни роман со слов «Мой дядя».

Луди, паяй, чуди безбожно.

Но не гуляй, куда не можно.

Главней запрета в мире нет.

Уверуй в это с юных лет.

М. Щербаков. Заклинание

Прежде чем начать этот текст, я посетил несколько очень популярных политических порталов. Разумеется, об этом там не было ни слова. Хотя о любом сколько-нибудь известном человеке написали бы пару строк. Там же, где о его смерти сообщается, информация подаётся в таком виде, как в «Коммерсанте» :

УМЕР МАТЕМАТИК ИГОРЬ ШАФАРЕВИЧ

Российский математик, академик РАН Игорь Шафаревич умер в возрасте 93 лет. Об этом сообщает РЕН ТВ со ссылкой на друзей ученого.

Господин Шафаревич родился в 1923 году в Житомире, в 1940 году окончил механико-математический факультет МГУ. После защиты докторской диссертации в 1946 году он стал работать в Математическом институте имени В.А.Стеклова Основные труды ученого посвящены алгебре, теории чисел и алгебраической геометрии. Он известен не только как математик, но и как публицист, общественный деятель и автор работ, посвященных истории и общественным проблемам.

В этой заметочке примечательная каждая деталь. Например, вот это обращение - «господин Шафаревич». Даже советская власть, относящаяся к Шафаревичу как ко «второй головной боли после Сахарова», исправно именовала обоих их научными званиями. Потому что эти звания отнять нельзя. Если не хватает советского и российского – то напишите: «иностранный член Национальной академии деи Линчеи (Италия), германской академии естествоиспытателей «Леопольдина», член Лондонского Королевского общества, Национальной академии наук США, Американской академии искусств и наук, почётный доктор университета Париж XI». Вы же любите успех у иностранцев?

Или вот это – «основные труды учёного посвящены алгебре, теории чисел и алгебраической геометрии». Ахбудто? Ну ладно, в таком случае уж пишите о научных достижениях. За решение обратной задачи теории Галуа для разрешимых групп он получил Ленинскую премию 1959 года – хотя бы упомяните это.

Вас смущают слова «Ленинская премия»? Хорошо-хорошо. Тогда не надо умалчивать о диссидентской и правозащитной деятельности Шафаревича. О том, что он в 1955 году подписал письмо советских учёных в ЦК против лысенковщины, что он защищал Есенина-Вольпина и писал открытые письма в защиту Сахарова, печатался в сборниках у Солженицына и протестовал против его высылки. За что в 1975 был уволен из Университета. Это как, уже забыто? А вы говорили – «сии дела не умирают»?

Да-да-да, всё забыто. «Умер математик». Это тот максимум, который вы себе можете позволить. С приписочкой – «автор работ, посвященных истории и общественным проблемам».

В этом-то всё и дело.

Вам, господа, прекрасно известно, что «господин Шафаревич» написал, кроме математических работ и открытых писем, несколько книжек иного плана. От которых вас, господа, до сих пор корёжит.

«Для тех, кто всё пропустил» – напомним, о чём речь.

Последние сто лет в России правят люди, ненавидящие и презирающие русский народ. Эта ненависть и это презрение является необходимым – хотя и не достаточным - условием для пропуска в правящую элиту. Нет, даже не так – в любую элиту. Советские диссиденты ненавидели русских так же, как члены ЦК, советские учёные презирают всё русское так же, как и советские кагебисты. Смена вывесок в 1991 году ничего не изменила: антирусский строй только укрепился и заматерел. Все, абсолютно все политические и общественные силы, какие только есть в России, сходятся на одном: русский народ изначально неполноценен, русские – недочеловеки, русские никогда не должны получить политических прав, они всегда должны служить другим народам, должны быть жесточайшим образом эксплуатируемы и влачить свой воз в веригах и узде железной. Для их же блага – и для блага всего остального мира, для которого русские представляют «опасность». Потому что они плохие, плохие, очень плохие, хуже всех.

Этот абсолютный антирусский расизм в России является нормой и так же воспринимается за её пределами. Вокруг этого сложился консенсус между всеми политическими, национальными и религиозными группами. Коммунисты и либералы, советские патриоты и «креативный класс», евразийцы и западники, атеисты и исламисты – все, все, абсолютно все проявляют в этом вопросе абсолютное единство. Как бы они не грызлись по другим поводам, русский вопрос их объединяет в монолит, в железную пяту, стоящую на русском горле.

И лишь единицы, совсем немногие люди осмеливались возвысить голос против этой необоримой, казалось бы, силы.

Одним из таких людей был Шафаревич. Который был одним из немногих открытых русских националистов, получивших мировую известность – большего добился только Солженицын.

Тут придётся остановиться и сделать одно грустное замечание.

Для любого человека из любого народа, кроме русского, бесконечная любовь к своему народу и бесконечное равнодушие к другим народам – аксиома, норма, признак психического здоровья. Чтобы несколько сгладить это совершенно естественное свойство человеческой психики, в той же Европе приходится всячески насаждать «толерантность» и «мультикультурализм» - именно как что-то неестественное, навязанное извне. Не то у русских. Русский не чувствует себя вправе любить свой народ - и не ждёт от него солидарности с собой. Всё это вытравлено из нас до бессознательного уровня.

Поэтому, как правило, в русские националисты идут не потому, что человека туда ведёт естественный голос крови, поддержка близких или какие-то политические планы. У нас ничего этого нет. Мы привыкли к тому, что мы хуже всех, и смирились со своим страшным положением. Для того, чтобы подняться до уровня национализма – что дано любому нерусскому (англичанину, немцу, грузину, молдаванину или папуасу) сразу, с молоком матери – русскому обычно приходится совершить долгий кружной путь, пройдя множество промежуточных ступеней. Я знаю людей, которые сменили шесть или семь идеологий: были советскими патриотами, сталинистами, православными неофитами, монархистами, чёрт-те чем ещё, прежде чем пришли к национализму. Причём пришло меньшинство – большинство либо вообще не подступается к этому, либо ходят по этим чёртовым кругам, постоянно спотыкаясь то о Сталина, то об Ивана Грозного, то об Гитлера какого-нибудь с присущим ему Власовым… Печальное зрелище, унылое зрелище.

Шафаревич стал русским националистом тоже не сразу, но пройдя кратчайшим путём из всех возможных. Потому что определяющей чертой его внутренней жизни была любовь к истине. Греки называли это свойство «филалетией».

Внешне это проявляется в том, что человек не останавливается. Там, где останавливаются другие. Ему говорят – «сюда нельзя», а он спрашивает – «а почему нельзя, кто запретил». Ему усиленно намекают, что за некоторые вопросы бьют, а он – «а почему, я же только задаю вопрос». Ему дают понять, что мир велик, в нём много всякого хорошего, нельзя лишь ходить по одной-единственной кривой тропке. После чего он лезет именно туда.

Это не мои домыслы. Это я вынес из разговоров с Игорем Ростиславовичем.

Мы сидели и пили чай. Я уже практически записал интервью – оно вышло в первом номере «Вопросов Национализма» - и мы просто разговаривали. И я спросил, как это он, талантливый юноша, вообще начал интересоваться русской темой. Которой в советское время интересоваться было нежелательно.

Шафаревич подумал и сказал, что его родители летом снимали половину крестьянской избы в деревне Куроново. «Этой деревни больше нет, она затоплена» - добавил он. Водохранилище как раз тогда и строили. И вот он каждый день видел, как вели массу людей, охраняемых с собаками – и задавался вопросом, что это за люди и за что их так? На первый вопрос ему ответили – «раскулаченные». На второй – какое преступление совершили эти люди, что их так мучают – ему никто не ответил.

Другой человек понял бы, что по этой болотной тропе ходить не нужно. Шафаревич же с тех пор просто не мог об этом не думать. «Понимаете, Константин Анатольевич» - сказал он, - «у меня определённый склад ума. Я собираю факты, осмысливаю их и укладываю в концепцию. Если у меня что-то не складывается, мне это… мешает» - он покрутил пальцами в воздухе, и я понял, что слово «мешает» означает для него что-то почти физическое: что-то вроде мухи, которая назойливо жужжит и мешает жить. Всё должно быть понято, проанализировано и уложено на своё место.

«Кто эти люди и за что их так мучают» - этот вопрос стоял перед Шафаревичем очень долго. Пока не нашёлся ответ: эти люди – русские, и мучают их именно за то, что они русские. А тогда встал следующий вопрос – кто их мучает и почему?

Первый, самый очевидный ответ был – «официальная советская власть». Шафаревич отнёсся к этому ответу как честный человек: стал искать контакты с оппозицией и довольно быстро нашёл. Первый его публицистический текст был написан для Сахарова и его организации (которая называлась «Комитет прав человека в СССР»). Текст касался положения религии в СССР – разумеется, с точки зрения незаконных запретов и преследований верующих. Тогда Шафаревич оставался «классическим» советским диссидентом.

Первая его статья – «Социализм» - вышла в солженицыновском сборнике «Из-под глыб». Потом она выросла в книгу «Социализм как явление мировой истории».

Вне зависимости от того, как оценивать её основной постулат – социализм как смертельная социальная болезнь, известная ещё с прадревних времён и поражающая совершенно разные социумы – книга вообще-то была прорывной. Хотя бы потому, что с такой точки зрения на социализм тогда не смотрел тогда никто.

При этом книга Шафаревича прошла незамеченной. Ни здесь, ни на Западе. Даже в СССР Шафаревичу за неё «не влетело» - до такой степени не хотелось привлекать к ней внимание.

Причина, меж тем, проста. Никто не отменял вышедший ещё в двадцатые негласный приказ Хозяев Дискурса: считать социализм очередным мерзостным русским изобретением. То, что идея была занесена в Россию из Германии в версии еврея Маркса, никого не смущала. Социализм есть проявление глубинной природы русских – и точка. То, что русские сами не написали «Манифест коммунистической партии», свидетельствует лишь об их глупости. «Интеллектуальное бесплодие русских так велико, что они никогда не смогли бы сами найти выражение собственной глубинной природы» - изящно написал по этому поводу величайший мыслитель Запада, Людвиг фон Мизес. То есть книга не вписалась в мировой русофобский мейнстрим.

Однако понимание проблемы пришло к Шафаревичу не с этой стороны. Находясь в среде диссидентов, которых он очень долго принимал за таких же, как он сам, филалетов, он стал всё чаще замечать двойные стандарты, разные мерки, прилагаемые им к разным явлениям, и так далее. Причём эти двойные мерки были всегда одни и те же и клонились всегда к одному и тому же.

Как сказал Шафаревич в том самом интервью – «Как только я обратил внимание на этот факт, я сразу принялся его анализировать. Тогда и проявилась черта, о которой я уже говорил: когда я живу в обществе, в котором есть некая тема, которая подается как необсуждаемая, мне очень интересно понять, почему и как это происходит.»

Люди истины всегда стараются не просто найти и выгодно подать факты, а найти концепцию, причинное объяснение. Для Шафаревича «шкатулкой» для фактов послужила теория французского историка Огюстена Кошена. Что оказалось интеллектуальной удачей, позволившей «Русофобии» резко выделиться среди обычных русских заплачек по несчастной нашей долюшке и стать «главной работой по теме».

Тут опять придётся отвлечься – ненадолго, разумеется.

Так называемый «марксизм» и особенно «русская революция» были сверхпреступлениями мирового уровня, спланированными и осуществлёнными тремя сверхдержавами – Британией, Францией и Германией. Это, кстати, открыто признал ни кто иной, как весьма информированный Владимир Ильич Ленин, в работе о «трёх источниках и трёх составных частях марксизма», к каковым он отнёс «немецкую классическую философию, английскую политическую экономию и французский утопический социализм». Или, переводя на нормальный русский язык – французские идеи, английские деньги и немецкую пропаганду. Идеи, однако, были именно французскими. Соответственно, кощеева игла пряталась именно во французской мысли того времени, причём не в мейнстримной, а в оппозиционно-консервативной. Именно французские консерваторы сказали и написали много такого, что может оказаться для нас крайне полезным .

Огюстен Кошен – очень даровитый, но, к сожалению, рано погибший историк – исследовал причины Французской революции. И довольно быстро наткнулся на то, что никаких «экономических причин» к тому не было – то есть их было не больше, чем в других странах. Революцию провернула «интеллектуальная элита», поддерживаемая из-за границы. До идеи британской инспирации Кошен не дошёл, а вот механику антинационального интеллектуального террора, возглавляемого «хозяевами дискурса», описал. Как и главный мотив этих хозяев: презрение и ненависть к собственной стране и народу, и цель – захват власти и разрушение государственности, строя жизни и духовного облика народа, его порабощение «идеям». Причём Кошен показал именно механизмы этого: как «малое стадо» продвигалось к власти, как захватывало места в новых государственных органах, и что оно сделало с Францией, когда власть досталась ему.

Ценность «Русофобии», однако, состоит не только и даже не столько в этом. Академик провёл огромную работу по добыванию и сопоставлению фактов. Он сидел в библиотеках, отыскивая старые журналы, и выписывал из них цитаты. Он изучал биографии известных людей, проверяя и перепроверяя сведения. Этот накопленный и обработанный материал используется до сих пор: современные авторы, пишущие о русофобии, до сих пор приводят примеры, заимствованные из «Русофобии» .

В принципе, основной текст книги оставлял очень мало места для спекуляций. Но Игорь Ростиславович на этом не остановился и занялся вопросом, кто же именно составлял и составляет в России ядро «хозяев дискурса». Выводы ставили под удар всё. Шафаревич, однако, не мог ни выбросить этих рассуждений, ни спрятать их за расплывчатыми формулировкам. Он был вынужден назвать евреев – а именно они уработали Россию – евреями. Что означало нарушение абсолютно всех и всяческих табу на мировом уровне, поскольку «антисемитизм» сейчас является главным и самым страшным мыслепреступлением, кара за которое следует немедленно.

Шафаревич был «изгнан из приличного общества» в мировом масштабе. Дело доходило до смешного: 16 июля 1992 года Национальная академия наук США обратилась к Шафаревичу с требованием написать просьбу об исключении себя из Академии, так как официальной процедуры изгнания из её рядов не существует. Причиной такого нетривиального обращения стал «антисемитизм Шафаревича». Академик требованию не подчинился, назвав его «наглым и несправедливым». Опять же – не потому, что он так уж хотел остаться «американским академиком»: в 2003 он сам покинул ряды этой организации в знак протеста против войны в Ираке. Но вот «выгон за антисемитизм» он счёл оскорбительно несправедливым.

Я спрашивал Шафаревича, как он относится к евреям и считает ли себя антисемитом. Он ответил, что антисемитизмом считает клевету и диффамацию – то есть распространение лжи или умолчание о правде – а также практические действия против конкретных людей. «Об этом» - добавил он – «специально спрашивали моих учеников-евреев, и никто не сказал, что я относился к нему плохо из-за его происхождения». Более того, он же в своё время выступал против «ритуальных унижений» для евреев при приёме в ВУЗы, считая подобную практику отвратительной. На чём, я думаю, эту тему можно и закрыть.

Кроме «Русофобии», Шафаревич написал ещё несколько книг, самой известной из которых стали «Две дороги к одному обрыву», с критикой социализма и либерализма одновременно. Мне могут не нравиться некоторые пассажи из этих книг, но сам ход мысли, как минимум, заслуживает внимания.

И немного «по итогам жизни и творчества».

Игорь Ростиславович был на редкость цельной натурой. Его взгляды менялись только под тяжестью неопровержимых фактов. Он мог ошибаться , но это были логичные ошибки.

Я как-то спросил его, собирается ли он писать ещё что-то. Он сказал – «осталось кое-что дописать, я в других работах не всё проговорил». То есть – внести несколько уточняющих штрихов. Но всё, что он хотел сказать, он сказал. Его система взглядов – одна из самых законченных в истории русской мысли. К ней так и надо относиться – как к смысловому единству.

Поэтому так значимо то, что Шафаревич – уже в том возрасте, когда всё определено, взвешено и измерено – решительно и без колебаний поддержал новый русский национализм, то есть национально-демократические воззрения. Он вошёл в редсовет журнала «Вопросы национализма» и поддерживал нас как мог.

Что же касается именно «Русофобии», то это огромная интеллектуальная удача. Эта книга написана достаточно просто, чтобы её мог понять любой грамотный человек, и содержит достаточно сложную систему воззрений и оценок, чтобы применять их на практике и сейчас. Введённый Шафаревичем аппарат – начиная с самого слова «русофобия» - сейчас полностью воспринят русским интеллектуальным сообществом. Без него просто невозможно представить себе современный русский национализм.

Я хорошо знаю русскую традицию национальной мысли, начиная с самаринских «Писем из Риги» и кончая современной литературой. Полку с этими книгами украшают такие авторы, как Меньшиков, Розанов… Достоевский, наконец.

И всё-таки, если подойти с этим сочинениям с меркой значимости для русского дела, я без колебаний поставил бы «Русофобию» на первое место.


Весьма характерно, что и здесь компетентными инстанциями подстелена вонючая соломка: печально известный А.Г. Дугин уже приватизировал дискурс, в девяностые годы создав впечатление существования каких-то «консервативных европейцев, сочувствующих России» - например, выдумал или полувыдумал «великого мыслителя Жана Парвулеско» и ещё несколько «фигур». В результате о «европейской консервативной мысли» стало и говорить-то неприлично.

В жутком сражении на Сомме в 1916 году. Его работы были изданы только после смерти, замалчивались, и были переизданы только в конце 1970-х.

Для примера: я присутствовал на одном из первых массовых митингов «Памяти», на котором Васильев читал русофобские стихи комсомольского поэта двадцатых годов. Как я понял позже, он заимствовал их из текста Шафаревича.

Исполнилось 90 лет известному учёному и общественному деятелю

Школьником он сдавал экстерном экзамены на механико-математическом факультете МГУ. А после окончания школы в 17 лет был принят сразу на последний курс этого факультета. В 19 лет он защитил кандидатскую диссертацию, в 23 года - докторскую... Затем научная и преподавательская деятельность, звания, премии. Однако одновременно в нём идёт и непрерывная внутренняя работа, побуждаемая осознанием несовершенства, несправедливости, фальши окружающей жизни.

Стремление разобраться в причинах происходящего приводит его в круг диссидентов. Он выступает против преследования инакомыслящих, использования психиатрии как средства политических репрессий, становится членом Комитета прав человека. Особенно много сил отдаёт защите свободы религии и прав верующих в СССР. И это при том, что его отец как-то признался: за годы Гражданской войны он увидел и пережил такое, что лишило его веры в какого-то благого для человека Бога, Бога, с которым возможен личный контакт.
Но сам он ощущал иное: «Мне кажется, вера помогала мне пережить отчаяние на протяжении всей моей жизни. Религиозное переживание даёт человеку, народу возможность воспринимать свою жизнь как нечто осмысленное, вывести её из категории театра абсурда».
Такое отношение к вере, к воспитанной с детства любви к русской литературе, истории не могло не сказаться, и его пути с либерально настроенными диссидентскими кругами резко расходятся. Потому что главной темой его философских и публицистических размышлений становится судьба русского народа, оскорбительное и униженное состояние, в котором он оказался.
Шафаревич приходит к выводу, что самое главное для современной России – отстоять право на осмысление своей истории, своего исторического опыта. И способствовать изменению народного сознания, придавленного глыбами лжи и обмана. Нужно, чтобы русские оказались готовы к неминуемому повороту истории, который в противном случае может оказаться гибельным для них.
Совсем недавние скандалы в обществе, связанные с праздником Победы, только подтверждают верность его слов: «Но пока взгляд на Россию как на ошибку истории считается передовым, культурным, интеллигентным, даже единственно приличным, до тех пор, конечно, никакого здорового развития быть не может. Либо страна погибнет, либо эту духовную болезнь удастся преодолеть».

Во время встречи с журналистом Игорь Шафаревич был бодр, открыт и приветлив. В эти дни он всецело погрузился в редактуру своей книги по математике, выходящей в Германии, но от непростого разговора о настоящем и будущем нашей страны, нашего народа не отказался.

– Игорь Ростиславович, что способствовало пробуждению в вас гражданского и национального чувства в молодые годы? Ведь надо было перебороть в себе инстинкт самосохранения, элементарный страх?

– Когда-то я познакомился с человеком, проведшим много времени в лагерях – больше тридцати лет. Он был дворянского происхождения и глубоко русским человеком. Помню, я спросил его: видимо, ощущение себя русским человеком всё же закладывается ещё с детства, когда ты слушаешь народные сказки и былины? Он улыбнулся: в детстве я слушал Contes de Perrault (сказки Перро)... А вот я в детстве слушал настоящие русские сказки. Думаю, это и было причиной моего осознания себя именно русским человеком.

Помню, у меня в комнате – в коммунальной квартире, где мы жили, – была круглая вращающаяся этажерка. И была там книга русских былин, которые я постоянно перечитывал. А с другой стороны, я думаю, что национальное чувство должно быть врождённое, оно заложено в твоих генах. Помню, какое огромное впечатление произвёл на всех нас фильм «Александр Невский» – особенно в тех местах, где говорились высокие слова о Родине.

Потом во мне стало пробуждаться осознание того, что в окружающей жизни очень много показного, фальшивого, что русским народом манипулируют. Власть и сейчас действует так же – с подозрением к русским, готова манипулировать их чувствами, зачастую считая, что русское самосознание – это уже экстремизм и что с ним надо бороться. При этом мы живём в стране, где восемьдесят процентов русского населения... Это огромная сила, поэтому так велики старания наших противников подчинить нас своей воле.

– Ваш талант в сфере точного знания проявился очень рано. Человек, снискавший славу в раннем возрасте, может предаться самообольщению, почувствовать себя избранным, поверить в своё превосходство над другими...

– Избранничество? Я думаю, что это не в русской наследственности, не в наших корнях. Наоборот – у многих из нас в крови готовность к самопожертвованию. Мне рассказывали, как однажды, во время Великой Отечественной, вражеская танковая атака была отбита, – и поворотным в ней был момент, когда один из бойцов с криком «…так вашу мать!» бросился с гранатой под танк. Именно – не клянясь в преданности каким-то высоким идеалам, а вот так, под грубую брань, отдавая душу «за други своя». К этому чувству русских – к их патриотизму – и апеллируют всегда, когда хотят их использовать в собственных интересах.

Вероятность того, что народ всё-таки начнёт свои интересы и права отстаивать, велика, поэтому властям как-то приходится с этим бороться, они ощущают опасность...

Не вспомню, как в нынешней, но в так называемой брежневской конституции ещё до перестройки отношение к слову «русский» было как к слову неприличному. Потом власть начинала снимать какие-то словесные запреты – но это были лишь незначительные внешние уступки. Тем не менее была резкая реакция на попытки возврата старорежимных, дореволюционных символов и смыслов. Было даже организовано совещание историков в ЦК КПСС, носившее подчёркнуто идеологический характер, материалы его потом публиковались в журнале «Вопросы истории». Там говорилось, что начинаются недопустимые ревизионистские отклонения – что царская Россия, к примеру, уже и не рассматривается как «тюрьма народов»…

– Древние говорили: Errare humanum est. То есть человеку свойственно ошибаться. Проходит время – и ты вынужден признать ошибочными какие-то совершённые тобой поступки. Так, например, писатель Леонид Бородин обмолвился за год или два до кончины: да, дескать, сажали – и правильно в общем, делали… Подтекст понятен – говоря словами Зиновьева, диссиденты метили в коммунизм, а попали в Россию. В то время многие мыслящие люди от «красного» переходили к пониманию национального, а некоторые из националистов стали понимать, какие подлинные ценности утрачены с советской эпохой. Да и сами вы писали о том, что эпоха социализма у нас не была единым монолитом длиной в семьдесят лет. Что она делится, если упрощать, на две части – во многом противоположные друг другу. Откуда берутся люди, способные объяснить другим все правды и неправды жизни? Все её сложности и противоречия?

– Было время, когда этот вопрос болезненно переживался мной... Мне и теперь не ясно, являются ли люди, думающие не только о себе, но и о судьбах народа, частью этого же народа? Или это какой-то отдельный народ, который надо отдельно изучать? Думаю, люди, способные думать о судьбах народа, просто не отделяют себя от его интересов, от интересов страны. А вот многие, кому по должности положено думать о людях, думают в основном о своих собственных интересах. Они ему чужие. И просто уводят народ от осознания им своих высших целей. И это ещё, по-моему, Данилевский осознал... Тут две разные культуры, которые живут неизвестной друг другу жизнью.

– В вашей книге «Трёхтысячелетняя загадка» есть фраза: «Аккуратно, постепенно сделать Россию нерусской не удастся». Насколько в вас сильна эта убеждённость теперь, по прошествии многих лет. Ведь теперь стало ясно, какие мощные силы используются как инструменты дерусификации. В 90-е годы я бы с вами согласился, а сейчас…

– А по-моему, нет – всё-таки сделать это не удаётся. Нас очень трудно изменить. Конечно, телевидение сегодня во многом антирусское. Очень многие программы, которые я смотрю, или просто русофобские, или с русофобским подтекстом. Для этого и захватывали телевидение. Конечно же, трудно сегодня русскому человеку быть оптимистом, но всё же… Хотя у нас по-прежнему в употреблении ельцинская терминология – россияне. Ему подсказали когда-то, что это такое старорусское будто бы слово. А он имел как раз психологию этакого царька… Русским не свойствен агрессивный национализм, какое-то враждебное восприятие других народов, но слово «россияне» растворяет в себе русскую доминанту.

Я знаю многих людей, которые пытаются деятельно противодействовать злу дерусификации. С интересом читаю патриотическую публицистику – особенно такую, что подкреплена значительной информацией, оперирует фактами. Но я не во всём соглашаюсь с некоторыми авторами. Иные, например, уже говорят о каких-то формах «партизанской войны», о жёстких действиях, на которые нынешняя молодёжь способна, тогда как мы, старшие поколения, погрязли в болтовне. Есть какие-то моменты, которые выдают их как людей крайностей, но при этом искренних и честных.

– Несколько лет назад на объединённой коллегии Генпрокуратуры, с участием других весомых структур, было заявлено, что политическим врагом номер один сейчас является русский национализм. Всего в тот год в стране было совершено более трёх миллионов преступлений, и только триста с небольшим, то есть одна сотая процента, были преступления, связанные с этническими конфликтами. Но именно эта одна сотая процента была представлена как главная опасность.

– Да, как мы уже с вами говорили, власть боится национальных чувств русских. Но следует и отдавать себе отчёт, что поводов для новых катаклизмов у нас хватает и раскачать лодку легко. Должен заметить, что в попытке пресечения русского национализма у власти могут быть не только порочные подходы, но и вполне естественные опасения. Недавно я читал статью одного известного пропагандиста национальной идеи – о том, что власть вытесняет национальные протестные формы в подполье. Возможно, так оно и есть, но, с другой стороны, жёсткая установка на такой протест может отдавать авантюризмом и привести к разрушениям. Такого рода «партизанская война» может развиваться непредсказуемо. Поэтому надо быть реалистами. Всё-таки в последнее время жизнь немного повернулась к лучшему, появилась какая-то стабильность, у людей есть какая-то работа, которая их кормит. И мнение, что строящуюся сейчас жизнь нужно разрушить, пусть она и плоха с моральной точки зрения, слишком жёсткий взгляд на вещи.

– Вообще-то ограбленных примирить с грабителями трудно, как и оклеветанных с клеветниками… Но давайте о другом – скажите, есть такие темы социальные, которые бы вы взялись объяснить людям? О чём вам сегодня думается?

– Знаете, интересно думать о том, до чего руки почему-то не дошли ещё. Интерес увлекает и придаёт сил. Когда появляется такой интерес, он стимулирует и деятельность, и мысль.

– Вы писали, что XXI век будет свидетелем разрушения того цивилизационного типа, который сложился в Западной Европе и США...

– Да, и не отказываюсь от этой мысли. Только этот процесс идёт медленнее, чем мне представлялось... И хотелось бы. Но процесс этот медленно, но идёт. Уже видно, что западное общество теряет свои силы.

– Действительно, историческая упругость там утрачена. Мне кажется, прежде всего в связи с внедрением мультикультурных подходов и потоками мигрантов. Это меняет и Европу. В Америке идёт латиноамериканизация…

– Надо сказать, что в этих процессах есть некая историческая справедливость. Благодаря им она и восстанавливается. Вспомним, что земли, на которых сегодня селятся мексиканцы, были когда-то отторгнуты Америкой, а это примерно половина Техаса и Калифорнии. Всё не так безнадёжно, так что будем надеяться.

Вёл интервью Геннадий Старостенко

19 февраля 2017 г. на 94-м году жизни скончался выдающийся русский математик, яркий православный мыслитель и общественный деятель, академик РАН .

Игорь Ростиславович Шафаревич родился в 1923 году в Житомире, в семье университетского преподавателя теоретической механики. Уже в девятом классе Игорь Шафаревич написал свои первые работы по теории чисел. Ознакомившись с ними, математик Борис Делоне посоветовал мальчику поступать на мехмат МГУ. Закончив школу в 1940 году, подросток сдал экзамены экстерном и был зачислен сразу на последний курс. В 17 лет он окончил МГУ, в 19 — защитил кандидатскую диссертацию, в 24 — докторскую. С 1944 года он начал преподавать на механико-математическом факультете МГУ.

«Я слушала лекции Игоря Ростиславовича по алгебре как студентка мехмата. Аудитория всегда была забита. Он был ходячей легендой на мехмате»,— вспоминала вдова Александра Солженицына Наталья Дмитриевна. В 1958 году Игорь Шафаревич был избран членом-корреспондентом АН СССР, в следующем году получил Ленинскую премию по математике за открытие общего закона взаимности и решение обратной задачи теории Галуа. И. Р. Шафаревич создал российскую школу алгебраической геометрии и внес выдающийся вклад в алгебраическую теорию чисел.

В 1955 году Игорь Шафаревич подписал «Письмо трехсот» — послание группы советских ученых в Президиум ЦК КПСС с критикой деятельности приверженцев идей Трофима Лысенко. Несколько лет спустя математик участвовал в создании общественного движения против переброски северных и сибирских рек. В конце 1960-х Игорь Шафаревич делает публичные заявления в защиту верующих и Русской Православной Церкви, помогает организовывать соответствующие пресс-конференции.

В 1974 г. выходит задуманный Солженицыным и Шафаревичем сборник «Из-под глыб». Сначала он печатается в Париже, а в СССР распространяется в самиздате. Математик написал для него три статьи — «Социализм», «Обособление или сближение?» и «Есть ли у России будущее». 14 ноября 1974 года Игорь Шафаревич дал в Москве пресс-конференцию для иностранных СМИ, посвященную сборнику. Он заявил об отсутствии свободы в СССР, высказался против социализма и марксизма. После этого математика уволили из МГУ.

В декабре 1991 года Шафаревич был избран академиком РАН по секции математики, механики и информатики. С начала 1990-х Игорь Ростиславович стал участвовать в работе разнообразных патриотических организаций — Центральной думы Российского народного собрания, Фронта национального спасения, Конституционно-демократической партии, входил в редколлегию газеты «День». В итоге он принял решение сосредоточиться на литературной и публицистической работе. В 2003 году он подписал обращение деятелей науки и культуры «В связи с организацией кощунственной выставки в центре Сахарова», осуждающее выставку «Осторожно, религия!» В том же году он вышел из Академии наук США, протестуя против войны в Ираке.

Игорь Шафаревич внес неоценимый вклад в историю русской общественной мысли. Его перу принадлежат такие работы, как «Социализм как явление мировой истории», «Русофобия», «Русский народ в битве цивилизаций». Неизменно и последовательно Игорь Ростиславович выступал в защиту русского народа. Его выступления отличали научная основательность, трезвый аналитический подход к проблемам и непоколебимая христианская вера.

В 2001 году Шафаревич прочел в Сретенском высшем православном монастырском училище, преобразованном впоследствии в Сретенскую духовную семинарию.

Вечная память новопреставленному рабу Божию Игорю!